В метро ей стало легче — было тепло, вокруг толпились люди, и, хотя она стояла лицом к дверному стеклу, чувствовать их рядом было приятно. За стеклом, грохоча, струилась серая вогнутая поверхность бетона, текли черные жгуты кабелей, внезапно распахивались светлые просторы станций — Войковская, Сокол, Аэропорт, Динамо, — за спиной у нее толкались, кто-то расспрашивал, как проехать в Фили, кого-то ругали за то, что он заставил чемоданами проход, — и снова поезд проваливался в гремящую темноту туннеля. На Белорусской Ника вышла, сама не зная зачем, перешла на кольцевую линию и доехала до Комсомольской. Там она долго ходила по переходам, разглядывала старинные керамические панно на стенах, где древние люди — строители первых очередей метро, как однажды объяснил ей отец, — трудились ломами и лопатами и катили странного вида тележки. Древние были одни в громоздких негнущихся одеждах, другие — налегке, в майках, девушки в красных косынках, могучие, в буграх мускулов, но веселые и явно жизнерадостные. Ника позавидовала им — жизнь у них была простой и счастливой…
— Приветик!
Ника оглянулась — перед нею стояла Ренка, накрашенная больше обычного.
— Вот где я тебя поймала! Ты чего это не в школе сегодня?
— Я провожала своих. Вообще, мама собиралась позвонить, если только не забыла: А что, спрашивали про меня?
— Не знаю, при мне никто не спрашивал, ой, слушай, где ты достала такую дубленку? — Ренка ахнула и сделала большие глаза.
— Папа привез из Будапешта. Что ты тут делаешь?
— А сейчас Игорь должен подойти… ой, слушай, пошли с нами, правда, пошли, повеселимся, а?
— Куда?
— Такой Вадик, я с ним познакомилась у Женьки Карцева. У него сегодня свободная хата. Между прочим, твои ведь надолго укатили?
— Да, но если ты рассчитываешь на квартиру, то напрасно, — сказала Ника. — Мне уже подыскали дуэнью.
— Кого, кого? — подозрительно спросила Ренка.
— Надзирательницу, кого!
— Кислое дело, — Ренка с сожалением покачала головой. — Ну хоть сейчас-то ты свободна? Поехали вместе, правда!
— Можно, — безразлично согласилась Ника. Она сейчас была готова поехать куда угодно, лишь бы не возвращаться домой, в пустоту и одиночество. — А кто там будет?
— Ну, из наших — Игорь, Женька вроде не может, а вообще там соберется целая компания.
— Не знаю только, я в таком виде…
— Ну и что? Это ж не дипломатический прием, верно? Там такие битники припрутся, увидишь… А, вот и он. И-и-го-о-орь! — завопила Ренка так пронзительно, что на нее оглянулись сразу несколько человек. — Игорь, мы зде-е-есь!!
— Салют, бабки, — сказал, подходя, Игорь. — Как дела, прогульщица? Знаешь, лучшее качество в тебе — это полное отсутствие трудового энтузиазма. Именно за это я тебя и люблю.
— Я провожала родителей в Химках.
— Правильно, старуха, родителей следует провожать как можно чаще и надолго. Дублон у тебя потрясный. Насколько я понимаю, ты с нами? Тогда пошли. «Как хорошо быть ге-нералом, — запел он, — как хорошо быть ге-нералом! Лучше работы! Я вам, синьора! Не назову!»
На стоянке такси Игорь с ходу устроил скандал и свалку, стал божиться, что занимал за теми, которые только что уехали, и уверять граждан в крайней важности и спешности своих дел.
— И вообще с детьми пускают без очереди! А у меня их вон двое! — орал он, забыв всякий стыд, и показывал на хохочущую Ренату и Нику, которая стояла в хвосте, старательно глядя в другую сторону. — Неужто вам не жаль таких крошек, граждане!
Угомонился он только после того, как кто-то мрачно посоветовал позвать дружинников, а Ника, потеряв терпение, крикнула, что немедленно уйдет, если он не прекратит балаган. И оказалось, что хлопотать было не из-за чего, машины подкатывали одна за другой, — не прошло и десяти минут, как Игорь усадил девушек в новенькую голубую «Волгу» и сам важно развалился рядом с водителем.
— Шеф, вам знакома Большая Черкизовская? — спросил он, закуривая. — Не откажите в любезности доставить нас в тот район. К кинотеатру «Севастополь», если уж быть точным до конца.
— Платить-то найдется чем? — поинтересовался таксист. — Я вас по проходным дворам ловить не собираюсь.
— Шеф, — укоризненно сказал Игорь. — Такие разговоры при дамах. В хорошем обществе не принято говорить о деньгах!
— Болтаешь много, — сказал таксист неодобрительно. — А между прочим, молоко на губах еще не обсохло.
Игорь переждал, пока проезжали оживленный перекресток, потом заявил:
— А может, это у меня такая профессия — болтать. Может, я, шеф, идеологический диверсант.
Таксист вдруг озлился:
— Я вот сейчас всех вас повыкидаю с машины к чертовой матери! Тоже, Аркадий Райкин нашелся!
Игорь обиженно замолчал.
— Не везет сегодня, — заметил он с меланхоличным видом, когда они вышли у «Севастополя». — Граждане все попадаются какие-то жутко сознательные… и, главное, без малейшего чувства юмора.
— Юмор у тебя безобразный, в этом все и дело, — сказала Ника. — Как у тау-китян…
Квартира, куда они пришли, встретила их музыкой. В большой, увешанной старыми картинами комнате магнитофон гнусаво и неразборчиво выпевал что-то томное, непонятно на каком языке. Две пары медленно танцевали, одна из танцующих была босиком, с длинными прямыми — под Анук Эме — волосами, опоясанная золоченой цепью с большими, в ладонь, круглыми звеньями; еще одна пара сидела в маленьком атласном креслице, она у него на коленях, а на тахте трое бородачей смотрели какой-то альбом, сблизив одинаковые лохматые головы. Задвинутый в угол стол был сервирован а-ля фуршет, причем довольно скромно и без большого количества выпивки — это успокоило Нику, в последний момент она вдруг испугалась, что попадет на какую-нибудь пьяную оргию. А тут все было, в общем, вполне прилично. Большинство из присутствующих — Ника насчитала человек десять-двенадцать, свободно разгуливавших по квартире, — имело, как ей объяснил один из бородачей, то или иное отношение к искусству. ВГИК, ГИТИС, какие-то студии — Ника их все равно не знала.